Отличная новость для всех ценителей искусства и для тех, кто просто любит интересный досуг! Культурная жизнь Атланты обретает новые перспективы. На должность художественного руководителя знаменитого балета Atlanta Ballet назначен наш соотечественник, звезда балета Геннадий Недвигин. А это значит, что нас ждут новые  спектакли, яркие образы и, конечно, всё великолепие традиций русской балетной школы на сценах нашего города.

Редакция журнала побывала в святая святых – в репетиционных залах Atlanta Ballet.

– Геннадий, для нас большая честь быть здесь! Расскажите, с чего начинался Ваш путь в искусство танца.

– Я родился в Ростовской области, в городе Каменске-Шахтинском. С пяти лет ходил там в кружок балета, с семи – на занятия гимнастикой, потом ещё играл на аккордеоне, пел. Всё это благодаря родителям: они переехали из деревни в город, где была возможность отдавать детей в разные кружки, и детство у нас было очень насыщенным культурно. Первым пошел в балет и гимнастику мой старший брат. Однажды педагог посоветовал отвезти его в Москву в хореографическое училище, потому что у него заметили явный талант. Родители решились на этот шаг, приехали с ним на отбор, и по его результатам брата приняли. А я уже, глядя на него, хотел всё делать как он, мы очень ладили друг с другом. И когда мы все навещали его в Москве, то в училище моим родителям говорили: привозите и младшего! 

– И Вы тоже захотели поступить?

– Да, тем более что у меня уже была подготовка и танцевальная, и физическая, и музыкальная. В училище обычно принимают начиная с десяти лет, и предварительная подготовка становится плюсом. Но совсем обязательной она не является: можно привести ребенка, который ничем не занимался, главное чтобы он имел способности. Мне удалось пройти все три тура экзаменов, отбор был очень строгим – всего 60 мест и примерно тысяча желающих со всего Советского Союза. Кроме способностей учитывают ещё и медицинские показатели (проводят полный осмотр всего – от сердца до зрения), всегда смотрят строение тела, проверяют координацию, музыкальный слух, чувство ритма...

– Вы в том возрасте осознавали, как Вам повезло и какая ответственность с этого дня наступает?

– Дети даже в небольшом возрасте всё это хорошо понимают, а десятилетние – тем более. Мы все видели, насколько серьёзен отбор. Да, было страшно, было тревожно, но тем, кто уже имел некоторый опыт, легче раскрепоститься.

– Какими были Ваши первые выступления на московской сцене?

– Нас задействовали в спектаклях, которые по сценарию идут с участием детей – например «Спящая красавица», «Лебединое озеро». Довольно много балетов ставилось с учетом того, что будут привлекаться студенты, а не только взрослые профессионалы. Это были постановки и Театра Станиславского, и Большого Театра. Туда тоже непросто попасть: из училища отбирали лучших учеников. Это была огромная честь – танцевать бок о бок с ведущими исполнителями, да ещё на таких важных сценах. Наши родители, несмотря на работу, старались приезжать как можно чаще, чтобы смотреть наши выступления, поддерживать. Мама даже рассказывала, как она сдавала кровь, потому что за это полагался отгул, и это была возможность лишний раз с нами увидеться.

– Как получилось, что Вы оказались за рубежом?

– В 1994 году я закончил хореографическое училище и начал работать в первой (и наверное единственной в то время) частной компании «Московский Ренессанс-Балет». Я туда поступил как солист, с нами работали педагоги из Большого Театра. Группа танцовщиков собралась очень сильная, были сшиты новые костюмы, изготовлены декорации. В течение тех двух лет, что я работал в этом коллективе, съездил на несколько международных конкурсов. На одном из них оказалась компания «Молодёжный балет Франции», которую представляли три пары, и все они взяли призовые места. И когда ко мне обратились из этого коллектива и пригласили к себе, то я долго не раздумывал – по понятной причине. Так в девятнадцать лет попал во Францию. А в Америку приехал примерно через год, после гастролей в Сан-Франциско и после работы над несколькими совместными спектаклями с балетной труппой Сан-Франциско. По окончании последнего спектакля мне был предложен контракт на постоянную работу.

– Какой Вы увидели Америку после России и Европы?

– Я, в общем-то, был открыт всему новому, но сама мысль о том, что в двадцать лет окажешься на другом краю света, раньше не могла бы и в голову прийти. Это было безумно интересно, но бывали и не очень лёгкие времена, когда становилось понятно, что такое ностальгия. Но сильнее всего тоска накатывала в первые месяцы во Франции, потому что пришлось учить незнакомый язык, хотя у нас и были уроки французского в училище. А по приезду в Америку пришлось учить английский – я знал только “welcome”! В итоге я проработал в Балете Сан-Франциско целых девятнадцать лет.

– А как получилось, что Вы теперь именно в Атланте?

– В карьере каждого танцовщика наступает такой момент, когда он накапливает определённый опыт, знания и готов всем этим поделиться. Тогда он начинает преподавать. Я стал работать не только как ведущий солист, но и как постановщик балетов, и именно с этой целью был впервые приглашен в Атланту несколько лет назад. Тогда я провел здесь три замечательных недели, было очень приятно работать с труппой, которая относилась к делу с огромным рвением, впитывала знания. Мы отлично сработались, и когда примерно через год стало известно, что освобождается должность художественного руководителя из-за ухода на пенсию Джона МакФола, то я подумал: это, наверное, судьба. Правду говоря, я на тот момент не собирался заканчивать танцевальную карьеру в Сан-Франциско, но возможность приехать в уже знакомый коллектив и, если повезёт, возглавить его – это было очень заманчиво. И я подал резюме. А потом был многоступенчатый отбор, несколько раз приходилось прилетать на встречи с руководством компании. Всё получилось.

– Можно сказать, это стало таким частным триумфом русской балетной школы...

– В какой-то степени да, потому что та база, та подготовка, которая была получена в России, незаменима ничем. Русская балетная школа – одна из сильнейших в мире. И важно сохранить традиции, сохраниться как представитель этой школы. Наше образование – это система Вагановой, она закладывает фундаментальные основы танца. Плюс тщательный отбор талантов.

– Многие родители мечтают, чтобы их дети танцевали на сцене. С чего им нужно начинать путь в балет в США?

– В Америке обучение построено немножко по-другому. Здесь нет такого фундаментального образования, как мы получали в Советском Союзе и как сейчас получают в России. Там студенты всегда проживают в интернате при училище и занимаются по всеобъемлющей программе – как по обычным предметам средней школы, так и по хореографии, и по музыке. В США есть похожие учебные заведения, но это не общепринятая практика. То есть подготовка детей фактически ложится на семью, на родителей. Они возят учеников на занятия после обычной школы. Специального возраста, когда надо отдавать ребенка заниматься танцами, вам не назовут, он для каждого разный. Есть такие отдельные случаи, когда 14-15-летние приходили без подготовки и становились прекрасными танцовщиками, потому что имели талант, предрасположенность. Это, конечно,  не идеальный вариант, если говорить о классическом балете. Но можно заниматься и чем-то другим, например современным танцем. Очень важно найти грамотного педагога, который будет понимать особенности развития конкретного ребёнка (правда, хорошего педагога найти сложно). Уровень преподавателя можно проверить, если узнать, сколько его студентов попало в профессиональные коллективы.  

– Как устроена система приёма в танцевальный коллектив?

– Есть система отборов (auditions), и в Америке это развито, пожалуй, больше чем где-либо. Приходится пробиваться, добиваться своего. Но складывается по-разному: например, я видел одну десятилетнюю ученицу, необыкновенно талантливую, которая делала то, что не всякий профессиональный танцовщик сделал бы; её родители просили совета насчёт обучения, и как раз в этом случае я бы посоветовал не водить её на разные конкурсы – она соберёт там все победы и, возможно, на этом закончит, весь интерес уйдёт. А артист должен искать себя как артист. Многое зависит от того, как человек будет развиваться ментально. Сейчас среди молодёжи часто можно встретить талантливых людей, которые в раннем возрасте прошли всё и получили награды и признание, а теперь не знают, куда себя деть. Педагог должен быть как второй родитель и направлять, воспитывать ученика. А самому танцовщику нужно быть готовым тренироваться и тренироваться. Не получится достичь каких-то результатов, не доводя своё тело до предела, чтобы приучить его. Это идёт через боль и постоянный труд. Что значит быть в форме – это значит держать тело на том высоком уровне, когда оно выполняет движения, кажущиеся невероятными обычному человеку, когда ты практически паришь над землёй. Но из этой формы очень легко выйти, буквально за неделю.

– А кто Ваши студенты, откуда они?

– Наша компания, как и многие в мире, интернациональная, у нас много танцовщиков из разных стран. Сейчас стираются все рамки, которые были приняты раньше, и всё больше одаренных людей приходит из разных этнических групп, с разным цветом кожи. Мы это приветствуем, если есть в первую очередь талант. Для нас очень важно не опустить прежде всего профессиональную планку.

– В бульварной прессе любят описывать ужасные картины конкуренции и вражды среди балетных. Стекла в пуанты, подрезанные ленты, испорченные костюмы... Всё это правда бывает?

– Когда мы смотрим художественные фильмы о балете, мы много смеёмся. Там достаточно ляпов. Про Большой Театр, честно говоря, ни для кого не секрет, что там происходят внутренние политические войны, и когда я ехал в Сан-Франциско, было немного тревожно, как сложатся отношения с незнакомым коллективом. Но здесь в Америке оказалось, что люди настолько дружелюбны, настолько поддерживают друг друга – это было очень необычно. В Атланте то же самое, я был принят прекрасно, и даже возникало странное чувство неверия: они это по-настоящему, искренне делают?

– Что можно сказать об американской публике – какая она? Насколько она любит балет и разбирается в нём?

– Есть разные слои публики, она неоднородная, многое зависит от города, в котором выступаешь, а ещё от того, что она видела до этого. Иногда танцуешь-танцуешь, а в зале стоит полнейшая тишина, и ты думаешь: неужели всё так плохо получается?! Но после финального поклона публика взрывается овациями. Есть разные зрители, некоторые дожидаются конца, а некоторые обязательно выразят свои эмоции во время того, как исполняются сложные движения (да даже и несложные). И нельзя сказать однозначно, что лучше для танцора: это зависит от спектакля. Если артист создаёт серьёзный, глубокий образ, то лучше дать ему «высказаться», не вмешиваться. А иногда чувство присутствия публики, наоборот, помогает.

– Как вам Атланта после Сан-Франциско, какие впечатления?

– Жарко! Это был первый шок, когда я сошёл здесь с самолёта в июне.

– Где можно будет увидеть Ваши постановки в Атланте, а главное, какие?

– Мы собираемся выступать в разных местах, на разных сценах, чтобы донести до всех, что такое Atlanta Ballet. Главной сценой на этот сезон будет Cobb Energy Center, а «Щелкунчик» традиционно идёт в Fox Theatre. Будем представлять классический балет и неоклассический (современный), объединять всё это в одном репертуаре, чтобы было интересно любому зрителю – и просвещённому, и начинающему. Будут и полнометражные постановки, и короткие; например, «Жар-птица» – это короткий спектакль, но он основан на сюжете, характерах. Современные работы, как правило, это в меньшей степени сюжет и больше пластики, музыкальности, чувства, эмоций. Будет программа в марте, в апреле, в мае... Перед выступлениями я собираюсь лично встречаться со зрителями и рассказывать о спектаклях, о нас. Так зрителю будет понятнее и интереснее. Добро пожаловать!